Репрессии молокан

25 сентября 2019 г.

   Главная страница о духовных христианах (молоканах)

   

   В 20-е гг. прошлого века в Тамбовском районе, своего рода молоканском центре Приамурья, начала воплощаться в жизнь идея порушить единоличные хозяйства. Близость государственной границы, большая прослойка зажиточных и казачества, наличие сектантских общин - эти факторы стали определяющими в событиях, происходивших в районе в 1930-е гг. В 1929 - 1934 гг. Тамбовский район понес катастрофические потери. Так, в селе Гильчин к 1934 г. осталось лишь 4,6% от тех 1936 человек, которые проживали здесь в 1926 г. Почти половина выбывших была раскулачена, подверглась насильственному выселению. В таких же масштабах репрессии обрушились на Тамбовку, Толстовку, Николаевку и другие деревни [01].

   Историческая судьба всех разоренных большевиками молоканских деревень была примерно одинаковой. Беда пришла в Толстовку в начале 30-х гг. XX в. Власти стали методично уничтожать село, насильственно выселяя из него семьи раскулаченных крестьян. Ехавшим в неизвестность разрешалось брать с собой из дому лишь 50 кг клади. Местом ссылки основной массы репрессированных толстовцев были Зейский и Мазановский районы, а семье Степана Макаровича Лештаева (родился в 1903 г.) была уготована иная судьба. Приговором тройки ОГПУ ДВК от 30 марта 1930 г. он получил 5 лет лагерей. Однако каким-то образом оказался с семьей в ссылке на Кубани. Хозяйство Лештаева было по амурским меркам небогатым: 2 лошади, 2 коровы, несколько овец, кур, гусей, а все равно попало под маховик репрессий. Но ссылка в теплый и благодатный край стала для семьи СМ. Лештаева сущим наказанием. Одинокая, с клеймом «враги народа» семья, переносящая ежедневные упреки, жила тяжело. Жена Степана Макаровича работала конюхом, другой работы не давали, в то время как казаки, разъезжая на конях, служили сторожами в садах. Женщина очень тосковала по родному краю, по Толстовке. Когда дул ветер с востока, ее невозможно было увести домой, ей казалось, что он доносит до нее воздух ее далекой родины. Тоска была настолько сильной, что врач посоветовал родить ей еще одного ребенка, чтобы он привязал женщину к новой земле, отвлек заботами. Так и вышло. Но трагедия семьи не закончилась. Степана Макаровича Лештаева арестовали и расстреляли. Самый младший сын в его семье Владимир Степанович остался в Краснодаре, чудом сумел получить образование, окончил педагогический институт, работал в школе учителем, на Кубани выросли его дети. В начале 2000-х гг. он приезжал в Тостовку, рассказывал о судьбе своих родителей.

   К 1933 г. Толстовка была уже почти пуста. В селе остались самые бедные семьи. Опустевшие дома беспрепятственно разбирались, растаскивались в соседние села на строительство бараков.

   Затем в Толстовку перевели 80 оседлых бойцов, которые привезли свои семьи. Оставшихся молокан собрали в колхоз, который то разгоняли, то снова организовывали под разными названиями: «Красный пахарь», «Красный ленза-тонец» и, в конце концов, «Восточный ударник». Село стояло пустое и мрачное, ветер гулял по заросшим бурьяном полям, огородам, выл в трубах покинутых людьми домов. Сегодня известны имена более 40 жителей Толстовки, подвергшихся репрессиям, а впоследствии реабилитированных. Среди них много молокан - Болотины, Гридневы, Коротаевы, Косицыны, Куксовы, Лештаевы, Оськины, Поповы, Саяпины [02].

   Примерно теми же словами описывал трагедию родной Толстовки ее житель Яков Федорович Косицын, 1915 года рождения. По его воспоминаниям, до революции это было крепкое село: три постоялых двора, мельница. На нижней улице в ряд красавцами стояли дома братьев Оськиных - Арефия, Григория, Терентия, Власа. В Гражданскую войну партизанили, но от раскулачивания это их не спасло. К 1933 г. деревня была чуть живой. Основная часть крестьян была уже на выселках. Дома раскатали по бревнышкам, увезли: Толстовка дала жизнь совхозу имени Блюхера, теперешнему Лозовому. Отец Якова - Федор Никифорович - одновременно с тремя братьями выделился из общего хозяйства еще в 1921 г. Тесно стало в одном доме. Тогда же свой дом построил: «Большое хозяйство держали, овчарню, амбар, гуси были, утки, коровы, бараны, 9 рабочих лошадей, инвентарь всякий. Пшеницу сеяли на 23 десятинах, овес - на 16 - лошадей кормить. Со стороны работников не брали - управлялись сами». К весне 1931 г. в семье было 8 детей, младшему Борису - 3 месяца.

   В дождливом 1929 г. жнейками, сноповязалками убрать весь хлеб не получалось, косили вручную, по колено в воде, отец Якова Федоровича с двумя старшими сыновьями. Дочь вязала снопы и вытаскивала их на сухое место. Зернышку пропасть не дали. Обмолотили, отсортировали, вывезли на Худино в счет госпоставок. Думали: выполнят план и заживут. Но трижды еще увеличивали план поставок хлебом, потом добили денежным налогом. Дочиста выгребли амбары «красной метлой» свои же, деревенские. Описали хозяйство. В 1930 г. пришли на двор незнакомые люди, с молотка продали лошадей, коров. Федор Никифорович Косицын рад был уже в колхоз записаться - не брали. Детей крестьян-единоличников гнали из школы. По воспоминаниям Якова Федоровича Косицына, раскулачивание происходило так: «Пришли с председателем сельсовета пять человек, гусей, утей в мешки понатолкали и унесли. Председатель был и секретарем, и милицией, и прокурором, и бухгалтером. Налоги принимал без квитанции, без учета, без счета. И 58-ю статью сам давал». В тот день, 4 марта 1931 г., Якова арестовали, заперли в сельсовете. Посадили, чтобы матери не помог собраться к высылке. На сборы дали два дня. Утром 7 марта на подводах - целый обоз - повезли в Благовещенск, оттуда в вагонах - на станцию Юх-та. В трех километрах от деревни расположился лагерь. Подвалы в земле были забигы людьми. В каждом человек по 250. Вонь невыносимая, вши, блохи. В сутки выдавали по 200 граммов хлеба, миску супа из перловки и трески. Отец через Якова передал детям немного сахара. Охранники обнаружили, в наказание послали парня на трое суток рыть могилы. В день хоронили до 50 человек, детей в основном.

   Летом всех отправили в Норск, на перевалочный пункт. Плыли три дня. Выдали по 50 граммов пшена - делай с ним, что хочешь. Палуба горячая, люди «распаривали» крупу в воде и ели. Выгрузились утром на четвертые сутки. Женщины пошли по домам молока детям просить. Жители Норска на крючки хаты позакрывали, не пустили к себе. Кроме чугунков, другой посуды у ссыльных не было. Развели огонь, обложили чугунки кирпичами, сварили из остатков крупы кто похлебку, кто кашу.

   Отобрали в каждой семье взрослых для работы на севере. Якова, несмотря на молодость, тоже взяли. В тот же день отряд в 300 человек отправился пешком вверх по Селемдже. Вели группами по 10 человек. Охраняли трое русских и два якута. Стражи были уже не так суровы. Часть людей из отряда оставили в Стойбе, остальных погнали дальше. На шестые сутки пришли в Эким-чан. Подали 5 машин. Людей битком в кузова насажали и привезли в поселок Златоустовск, в Харгинское приисковое управление. Там надо было перейти длинный подвесной мост. Дело к ночи, а у большинства - куриная слепота. По дороге их почти не кормили. Ослабли все. Долго шли по тому мосту на ощупь, в связке, ухватившись друг за друга, испытывая панический ужас. На том берегу их встретили словами: «Вы, наверно, долго не ели?» Дали бульон с мятой картошкой, чай и по кусочку хлеба. Впервые за долгие месяцы к ним отнеслись по-человечески.

   Распределили ссыльных на рудники, электростанцию, лесозаготовки. Через месяц начальник электростанции провел собрание, хвалил поселенцев. Признался, что предупреждали его о прибытии в поселок опасных людей, но выяснилось, что это добрые труженики. До холодов жили в лесу в палатках, в октябре перевели на Харгинскую электростанцию. Она работала на дровах, снабжала электричеством драги, рудники, жилые дома. Яков Федорович был на лесозаготовках. На октябрьские праздники пришел в клуб, со сцены объявляют: «Граждан спецпоселенцев просят выйти». Однако в мае 1932 г. разрешили присутствовать на собрании.

   В 1934 г. Якова Федоровича наградили почетным знаком ударника первой пятилетки. В апреле 1932 г. на электростанцию перевели мать с отцом, братьев и сестер. Поначалу весной выселенных сельских тружеников так тянуло к полям! На севере кругом лес. В 1933 г. добыли картошку, посадили. Но земля тощая, не уродила. Картошка выросла мелкая. Начали землю удобрять. Кто где сумел, лес раскорчевал. Садили огород - камни собирали, пололи -опять бросали их за изгородь. Зато картошка удалась красная да длинная. Стали и вольные сажать огороды.

   Отец Якова Федор Никифорович Косицын умер в 1937 г. Четверо его сыновей в Великую Отечественную войну были на фронте. Николай Федорович погиб.

   В 1952 г. Яков Федорович, работавший машинистом на электростанции, получил паспорт, но остался с семьей на прииске. У его жены, Елены Францевны, была своя горькая история. Молоденькую учительницу сослали на прииски в ноябре 1941 г. В 1956 г. построили Огоджинскую ТЭЦ, поселок ликвидировали. Тогда Косицыны переехали в Тамбовку. Спустя годы Я.Ф. Косицын послал запрос на предмет своей реабилитации. Ему ответили, что личные дела спецпо-сленцев были уничтожены в 1968 г. Если он хочет доказать факт выселения -пусть найдет двух свидетелей. Ему в этом деле не повезло, больше ничего он доказывать не пытался. Был реабилитирован 28 ноября 1995 г. [03].

   Пронесшаяся над амурской деревней волна репрессий накрыла деревню Чуевку бывшей Гильчинской волости. Процесс раскрестьянивания чуевцев начался еще до окончания Гражданской войны. Когда в феврале 1920 г. советская власть была восстановлена в Амурской области, те, кто ее не принял, стали покидать родные места. Из Чуевки уехала дочь Н.П. Заикина Аксинья Никифоровна Фишер, ее дети Анатолий и Евгений, еще несколько зажиточных семейств. В деревне появились первые брошенные дома. Новый исход молокан из Амурской области был связан с Зазейским восстанием в январе 1924 г. и его жестоким подавлением. Потом постепенно жизнь в селе стала восстанавливаться. В 1928 г. в Чуевке проживало 215 семей.

   Коллективное хозяйство в Чуевке образовалось даже раньше, чем в соседних селах - в 1929 г. Колхоз имени Мухина оказался богатым, в нем было 400 коней. Однако они не пережили и одного года колхозной жизни - к следующей посевной осталось только 60 лошадей. В 1933 г. во многих районах СССР, в том числе на Дальнем Востоке, начался голод. В Чуевке только в одной семье Заикиных умерло пять человек.

   Коллективизация сопровождалась выселением в северные районы зажиточных хозяев. Из Чуевки в 1932 г. было выселено как кулацкое семейство молоканина Ивана Кирилловича Анфеногенова, 1872 г. рождения. Его семья состояла из 21 человека, в том числе было пять сыновей и четыре дочери. На всех Анфеногеновых в 1928 г. приходилось 63 гектара земли. Хозяин держал 7 лошадей, 20 овец, имел дом стоимостью в 1500 рублей, разный сельхоинвентарь. После этого пустующих домов в Чуевке стало еще больше. Люди уходили из деревни. Брошенные дома, в которых никого не заселили, разбирали и увозили в совхозы «Партизан», «Димский», имени Блюхера. В 1936 г. в Чуевке осталось только 34 семьи молокан, коренных жителей деревни. А через несколько лет среди них уже было мало тех, кто помнил и соблюдал веру и обычаи предков [04]. Репрессии против молоканских семей и разгром целых молоканских селений в период коллективизации стали одной из причин длительного упадка сельского хозяйства области. По культуре земледелия, темпам роста оно так и не вышло на уровень, достигнутый в дореволюционные годы. Новая хозяйственная этика на селе формировалась на основе колхозного (по существу принудительного) труда, специфической организации производства, которая порождала обезличку в использовании машин, уравниловку в оплате труда и безразличие к его результатам.

   В годы Гражданской войны и интервенции состоятельные люди Приамурья, которые не хотели эмигрировать и надеялись на лучшие времена, пытались разными способами сохранить свои сбережения. Наивная вера, что старая власть вернется, толкала их порой на бессмысленные поступки. Об этом говорят найденные в Благовещенске клады. Так, при снесении старого здания швейной фабрики (ныне улица 50 лет Октября) в августе 1967 г. под полом была обнаружена банка с монетами и бумажными банкнотами в количестве 537 штук. Этот дом до революции принадлежал «Товариществу братьев Платоновых». Содержимое клада вызывает особый интерес: 43 знака - 5% краткосрочные обязательства Государственного Казначейства, выпущенные правительством Колчака, достоинством 5000 рублей; 113 знаков достоинством 1000 рублей; 56 знаков - по 500 рублей; 260 знаков - по 250 рублей; 40 знаков - по 50 рублей; 16 знаков - по 25 рублей. Напрашивается вопрос: зачем нужно было прятать эти «ценные» бумаги, которые стремительно падали в цене и не пользовались доверием у населения? Возможно, это произошло до падения их курса (конец 1918 г.).

   В 1977 г. в Амурский краеведческий музей поступили 27 денежных знаков Благовещенского отделения Государственного банка («куксинки») достоинством 500 рублей выпуска 1920 г., найденные в доме на углу улиц Зейской и Пионерской (бывшей Вознесенской). В начале XX в. на перекрестке этих улиц находились дома, принадлежавшие М.Ф. Черняевой, П.И. Кондрашевой, А.Д. Спешкову, И.И. Кувшинову. Остается только гадать, в каком из этих домов был найден клад и кому он принадлежал. Внимание специалистов привлекла полная сохранность купюр. Складывается впечатление, что эти денежные знаки не были в обращении, а сразу спрятаны в тайник. Зачем это было сделано? Благовещенское отделение выпустило этих денежных знаков на сумму более 20 миллиардов рублей, и ценность их была незначительной. Можно предположить, что в годы Гражданской войны и интервенции, хозяйственной разрухи и инфляции, когда рушилась знакомая и стабильная жизнь, некоторые горожане прятали особо ценные, по их мнению, деньги с изображением двухгла-вого орла, надеясь на возвращение прежних времен [05].

   В чудовищной мясорубке гражданской смуты 1918 - 1920 гг. многие молокане потеряли свое имущество и вклады в банках, но им удалось спасти свои жизни. Наступил НЭП, и вроде бы все успокоилось. Однако молокане-то были все грамотные, они постоянно и внимательно читали советские газеты - «Правду», «Известия», многие почувствовали и предугадали скорый поворот в политике руководства СССР. Уже говорилось, что, например, накануне коллективизации зажиточные тамбовские молокане Ножкины распродали все имущество и уехали в неизвестном направлении. В Тостовке зажиточным хозяином был Т.А. Филинов. Это он устроил еще до революции маленькую электростанцию, дававшую свет для всего села. Перед коллективизацией, по вспоминаниям МП. Садовенко, он продал обществу все - инвентарь, мельницу, маслобойку, электростанцию - и «уехал до того, как начали шерстить людей. Следы его потерялись» [06]. Это достаточно массовое тогда явление называлось самоликвидация кулацкого хозяйства.

   Были и такие, которым просто некуда было ехать. Мария Федоровна Ко-ротаева-Кузнецова рассказала о судьбе некогда богатейшего благовещенского купца-молоканина Ефима Захаровича Платонова, который держал в городе большой торговый дом. Власти национализировали его имущество и позаботились о том, чтобы его, как и других «бывших», нигде не принимали на работу. Вот и ходил он по базару: то подушку продаст, то еще что-нибудь, чтобы на вырученные деньги купить себе хлеба. В конце концов дошел Платонов до полной нищеты, а потом и сгинул бесследно [07].

   Рассказ о судьбах представителей каждой молоканской фамилии неизбежно включает описание репрессий в годы советской власти. Те из молокан, кто остался на родине, почти поголовно были репрессированы. Но несчастья, обрушившиеся на род Косицыных, беспрецедентны по своему масштабу. В книгах памяти жертв политических репрессий Амурской области приведены имена нескольких десятков Косицыных, пострадавших в период гонений на молокан. Многие были расстреляны (указаны в списке. - Е.Б.), остальные заключены в концентрационные лагеря или отправлены на поселение. В первом томе КПЖПР отмечены: Александр Агапович Косицын (расстрелян), Александр Григорьевич Косицын (расстрелян), Александр Трофимович Косицын, Алексей Львович Косицын (3 года лагерей), Алексей Николаевич Косицын (3 года лагерей), Андрей Федорович Косицын (1900 г. рождения, расстрелян), Андрей Федорович Косицын (1903 г. рождения, расстрелян), Борис Иванович Косицын, Василий Андреевич Косицын, работал заведующим складом в г. Свободном (расстрелян), Василий Андреевич Косицын, работал разнорабочим (5 лет лагерей), Василий Васильевич Косицын (расстрелян), Василий Зиновьевич Косицын, (3 года ссылки в Западную Сибирь), Василий Миронович Косицын (расстрелян), Василий Михайлович Косицын (спецпоселение), Василий Никитович Косицын (расстрелян), Василий Федорович Косицын (расстрелян), Владимир Иванович Косицын (5 лет лагерей), Владимир Николаевич Косицын (расстрелян), Евгений Иванович Косицын (3 года лагерей), Евгений Романович Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Иван Герасимович Косицын, Иван Михайлович Косицын (расстрелян), Иван Николаевич Косицын (3 года лагерей), Иннокентий Иванович Косицын (3 года лагерей), Иннокентий Михайлович Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Иннокентий Семенович Косицын, Иннокентий Федотович Косицын (расстрелян), Кузьма Демен-тьевич Косицын (спецпоселение), Марк Семенович Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Николай Васильевич Косицын, Николай Петрович Косицын, Павел Михайлович Косицын (1898 г. рождения, расстрелян), Петр Андреевич Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Петр Васильевич Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Петр Данилович Косицын (5 лет лагерей), Петр Иванович Косицын (расстрелян), Петр Семенович Косицын (спецпоселение), Федор Дементьевич Косицын (спецпоселение), Федор Иванович Косицын (расстрелян), Федор Львович Косицын (3 года лагерей условно), Агафья Васильевна Косицына, Вера Васильевна Косицына (расстреляна), Степанида Дементьевна Косицына (5 лет лагерей), Андрей Иванович Косицын (расстрелян), Василий Алексеевич Косицын (10 лет лагерей), Василий Васильевич Косицын (расстрелян), Василий Михайлович Косицын (спецпоселение), Владимир Агапович Косицын (1908 г. рождения, расстрелян), Владимир Павлович Косицын (10 лет лагерей), Владимир Харитонович Косицын (8 лет лагерей), Евста-фий Иванович Косицын (3 года лагерей), Иннокентий Агапович Косицын (расстрелян), Михаил Иванович Косицын (1908 года рождения, расстрелян), Михаил Иванович Косицын (1910 года рождения, 5 лет лагерей), Михаил Минаевич Косицын (расстрелян), Михаил Петрович Косицын (расстрелян), Николай Агапович Косицын (5 лет лагерей), Николай Львович Косицын (3 года лагерей), Николай Федорович Косицын (5 лет лагерей), Петр Ефимович Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Семен Иванович Косицын (3 года ссылки в Западную Сибирь), Семен Минаевич Косицын (расстрелян), Семен Никифорович Косицын (расстрелян), Сергей Захарович Косицын (10 лет лагерей), Сергей Фирсович Косицын (1904 года рождения, расстрелян), Степан Авакумович Косицын (Шлет лагерей), Степан Васильевич Косицын (спецпоселение), Федор Захарович Косицын (расстрелян) [08].

   Во втором томе КПЖПР указаны: Александр Федорович Косицын, Алексей Федорович Косицын (расстрелян), Артем Иванович Косицын (расстрелян), Валентин Ильич Косицын (Шлет лагерей), Владимир Павлович Косицын (10 лет лагерей), Иван Герасимович Косицын (10 лет лагерей), Иван Николаевич Косицын (10 лет лагерей), Михаил Маркелович Косицын (спецпоселение), Михаил Павлович Косицын (5 лет лагерей), Николай Васильевич Косицын (1896 г. рождения, 10 лет лагерей), Петр Евстигнеевич Косицын (5 лет лагерей), Александр Владимирович Косицын (10 лет лагерей), Александр Михайлович Косицын (10 лет лагерей), Андрей Федорович Косицын (расстрелян), Василий Иванович Косицын (расстрелян), Василий Степанович Косицын (5 лет лагерей), Владимир Агапович Косицын (1900 г. рождения, расстрелян), Владимир Иванович Косицын (8 лет лагерей), Владимир Михайлович Косицын (расстрелян), Георгий Петрович Косицын (8 лет лагерей), Иван Николаевич Косицын (3 года лагерей), Иван Фатеевич Косицын (5 лет лагерей), Иван Федотович Косицын (расстрелян), Илья Иванович Косицын (расстрелян), Иннокентий Федорович Косицын (10 лет лагерей), Михаил Алексеевич Косицын (расстрелян), Михаил Васильевич Косицын (спецпоселение), Николай Иванович Косицын (10 лет лагерей), Николай Никифорович Косицын (3 года лагерей), Николай Петрович Косицын (10 лет лагерей), Павел Артемович Косицын (расстрелян), Павел Артемьевич Косицын (5 лет ссылки), Павел Евтигнеевич Косицын (расстрелян), Павел Михайлович Косицын (1896 г. рождения), Петр Андреевич Косицын (расстрелян), Сергей Алексеевич Косицын (8 лет лагерей), Сергей Фирсович Косицын (1904 г. рождения, 5 лет лагерей), Степан Евстигнеевич Косицын (родился в с. Толстовка, спецпоселение), Федор Харитонович Косицын (расстрелян) [09].

   В третьем томе КПЖПР отмечены: Иван Васильевич Косицын (1883 г. рождения, высылка с постоянного места жительства), Иван Тарасович Косицын (осужден 3 февраля 1928 г. к 1 году лагерей, амнистирован 28 апреля 1928 г.) [10]. В четвертом томе КПЖПР находим: Матвей Харитонович Косицын (расстрелян), Павел Ефремович Косицын (расстрелян), Петр Данилович Косицын (расстрелян), Степан Евстигнеевич Косицын (родился в с. Косицыно, расстрелян) [11].

   Такая же судьба постигла представителей других молоканских родов. В первом томе КПЖПР указано 9 фамилий Коротаевых, во втором - 5 [12]. По данным КПЖПР (1-2 тома) были репрессированы 21 человек из рода Болотиных, 7 - Буяновых, 33 - .Панкиных, 25 - Лештаевых [13]. И подобные скорбные цифры можно привести по всем молоканским фамилиям.

   Сохранили свои жизни те, кто вовремя ушел за кордон. Среди беглецов за границу были и те знаменитые купцы Косицыны, члены семьи Григория Про-копьевича Косицына. Торговый дом «Г.П. Косицын с С-ми» как крупная фирма прекратил свое существование в 1903 г., но Ефим Григорьевич Косицын продолжал вести дела семьи.

   Е.Г. Косицын родился 2 апреля 1865 г. в Благовещенске, вел торговлю со своим отцом и братьями, занимался золотом. В мае 1917 г. выехал с женой Агафьей Мироновной из Благовещенска. Осел в Харбине, где стал комиссионером по продаже недвижимости. С 1918 г. был председателем общины духовных христиан-молокан. Е.Г. Косицын умер 28 июля 1940 г., похоронен на харбинском молоканском кладбище. В некрологе отмечались заслуги покойного в хозяйственном освоении Приамурского края, говорилось, что благодаря его трудам появились магазины торгового дома «Г.П. Косицын с С-ми», по Амуру, Зее и их притокам пошли пароходы Косицыных, в глухой тайге на золотых приисках открылись фактории и склады. С началом революции Е.Г. Косицыну пришлось перебраться в Харбин, где он посвятил свою энергию делу объединения единоверцев. Он был организатором первых молитвенных собраний молокан. Прибывавшие в Харбин беженцы-молокане всегда находили с его стороны самое сердечное отношение. Объединяя своих единоверцев духовно, он в то же время прилагал все старания к их материальному обеспечению, приискивая каждому подходящую работу. Будучи на редкость религиозным человеком, Е.Г. Косицын питал особое расположение к верующим людям, какую бы религию они не исповедовали. Он ненавидел большевиков, ввергнувших Россию в пучину неимоверных страданий. Е.Г. Косицын прежде всего старался служить своим братьям-молоканам и вообще всем обездоленным. Его имя было широко известно среди зарубежных молокан, в их среде он пользовался громадным авторитетом. В течение 25 лет Е.Г. Косицын был бессменным председателем Харбинской общины молокан. Его горячим желанием было создать в Харбине молитвенный дом, что удалось осуществить в 1929 г. В 1939 г. община молокан в честь 10-летия молитвенного дома единодушно отметила неустанные труды своего убеленного сединами пастыря. А ранее, в 1935 г., вся община разделила радость Е.Г. Косицына по случаю исполнившегося 24 ноября юбилея его «золотой» свадьбы.

   Истории известны имена других оказавшихся на чужбине Косицыных. Владимир Ефимович Косицын родился 10 ноября 1895 г. в Благовещенске. В Москве в 1916 г. был мобилизован в Царицынский студенческий батальон. Находился в Царицыне до апреля 1917 г. В Маньчжурии оказался в 1919 г., давал частные уроки в Харбине. В 1926 - 1935 гг. - преподаватель-техник в гимназии христиан-адвентистов. В 1937 - 1938 гг. - уполномоченный 3-го отдела Бюро русских эмигрантов в Маньчжурии по Харбинской частной гимназии адвентистов.

   Иван Ефимович Косицын родился 7 июля 1895 г. В 1911 г. окончил 6 классов Благовещенской мужской гимназии. С 1912 г. начал плавать на пароходах в качестве ученика на командные должности. Накануне революции парохо-довладелец, купец 1-й гильдии. В 1913 - 1927 гг. - помощник командира, в 1927 - 1944 гг. - командир речных пароходов на Сунгари. Был капитаном парохода «Синдикат», командовал транспортом «Мантецу». В 1917 г. Иван Ефимович Косицын выехал из Благовещенска, принял китайское подданство и поселился с семьей в Харбине. В 1923 г. в семье Ивана Ефимовича Косицына родился сын Владимир. Учился в начальной школе (1930 - 1934 гг.), высшем начальном училище (1934 - 1937 гг.), в 1940 г. окончил 4-ю высшую школу. С 1941 г. был музыкантом (валторнистом) Харбинского симфонического оркестра. С 1938 г. в семье И.Е. Косицына был воспитанник Юрий Владимирович Косицын. В эмиграции находились: двоюродный брат И.Е. Косицына Николай Иванович, племянник Иван Степанович, брат жены Петр Сергеевич Косицын со своей семьей, служащий Харбинского симфонического оркестра.

   Прокопий Ефимович Косицын родился 25 апреля 1895 г., в Благовещенске. В 1906 г. пошел в начальную школу. Окончил 4 класса реального училища (1913 - 1917 гг.), горное отделение политехнического техникума (1917 - 1918 гг.). В 1918 г. был мобилизован белыми, участвовал в боях против красных в составе конвойной команды атамана И.М. Гамова. В октябре 1919 г. прибыл в Маньчжурию через Сахалян. Состоял на военной службе до 1922 г.: был военным писарем в Харбине, в 1920 г. - в составе железнодорожного батальона на КВЖД. В эмиграции П.Е. Косицын, как и его братья Владимир и Иван, перешел в общество адвентистов. В 1924 - 1926 гг. обучался в школе проповедников. С 1927 г. по 1932 г. служил в Монголии миссионером. В 1926 - 1927 гг. обучался в Хайларе разговорному монгольскому языку, которым овладел в совершенстве. С 1932 г. по 1934 г. - коммерсант, занимался скупкой сырья и пушнины в Монголии (Барга). В 1935 г. работал конторщиком в японской фирме, служил десятником в строительной конторе (1936 - 1939 гг.). В 1939 - 1944 гг. снова проповедник. Был женат на Марии Ефимовне (урожденной Опанасенко), принадлежащей к секте адвентистов. В их семье были сыновья: Георгий, родившийся 12 сентября 1929 г., и Герман, родился 26 ноября 1930 г.

   Кроме Ивана, Владимира и Прокопия Ефимовичей, в эмиграции был их брат Георгий, 1889 г. рождения, о котором почти не сохранилось сведений. Известны имена их сестер - Антонина Ефимовна Исаева, 1884 г. рождения (жила в Шанхае), Мария Ефимовна Симко, 1894 г. рождения (жила в Шанхае), Анна Ефимовна Брезгина, 1909 г. рождения (жила в Циндао) [14].

   Показательна судьба 11 семей молокан Лепехиных из села Астрахановки. Лепехины жили зажиточно, поэтому в 1932 г. подверглись раскулачиванию. Их выслали из села, при этом конфисковали все, что было нажито многолетним трудом простых сельских тружеников. У Василия Васильевича Лепехина было 11 детей, все они пострадали от репрессий. Один из его сыновей, тоже Василий Васильевич, был выслан в поселок Большой Невер с беременной женой и двумя детьми. Там у В.В. Лепехина родился сын Василий. В 1936 г. глава семейства получил разрешение переехать в г. Свободный, здесь он получил водительские права и устроился работать в трест «Амурзолото». В 1937 г. по ложному доносу был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности - организации антисоветского собрания. В ходе расследования выяснилось, что В.В. Лепехин в это время находился в санатории в Крыму, его освободили. Но вскоре его опять арестовли, и снова ему было предъявлено то же обвинение. И на этот раз В.В. Лепехину удалось доказать, что в то время он был на далеком прииске. В 1939 г. был освобожден. Находясь в тюрьме, В.В. Лепехин наблюдал жестокость надзирателей, их бесчеловечное отношение к заключенным. Арестованные подвергались пыткам, издевательствам, постоянному унижению.

   Сегодня известна судьба некоторых других членов большого рода Лепехиных. Были расстреляны: Петр Исаевич Лепехин, 1899 г. рождения, Яков Михайлович Лепехин, 1877 г. рождения, Федор Тимофеевич Лепехин. Отправлены на спецпоселение Тимофей Иванович Лепехин, Иван Моисеевич Лепехин, 1872 г. рождения, Павел Михайлович Лепехин, Тимофей Михайлович Лепехин, Василий Николаевич Лепехин, 1901 г. рождения. Отправлены в концлагеря: Андрей Иванович Лепехин, 1886 г. рождения, Григорий Андреевич Лепехин, 1907 г. рождения, Иван Иванович Лепехин, 1890 г. рождения, Михаил Михайлович Лепехин, 1886 г. рождения. Осуждены на разные сроки заключения: Захар Иванович Лепехин, 1907 г. рождения, Николай Осипович Лепехин, 1894 г. рождения. Был арестован, хотя впоследствии освобожден Иван Исаеевич Лепехин, 1889 г. рождения. Пострадали от политических репрессий: Алексей Иванович Лепехин, 1890 г. рождения, Григорий Феоктистович Лепехин, 1924 г. рождения, Евгений Феоктистович Лепехин, 1932 г. рождения, Юрий Алексеевич Лепехин, 1932 г. рождения, Александра Никифоровна Лепехина, 1916 г. рождения, Марк Тимофеевич Лепехин, 1925 г. рождения [15].

   Сохранились воспоминания Марка Тимофеевича Лепехина. В январе 1934 г., когда ему шел восьмой год, арестовали по «расстрельной» 58-й статье Уголовного кодекса его отца - Тимофея Ивановича Лепехина. Но улик против Т.И. Лепехина не нашлось, и в марте 1934 г. он был освобожден. Однако его постоянно вызывали на допросы, и угроза нового ареста постоянно висела над его головой. В эти дни, как пишет Марк Тимофеевич Лепехин, «кто-то там, в органах городской власти, посоветовал отцу:
   - Тимофей Иванович, сейчас такое трудное время, бери-ка ты семью да уезжай куда-нибудь, а потом вернешься, когда все поутихнет!
   - Но почему я должен уезжать из своей деревни? - возмущался отец. - Да и куда я с семьей зимой поеду?
   - Поезжай в Сиваки, - был совет. - Это недалеко отсюда. Там есть и жи лье и работа.

   И вот 25 марта 1934 года наша семья и семья старшего брата моего отца -Алексея Ивановича Лепехина («Я еду с тобой - тебя одного не пущу», - сказал он) - выехали из Благовещенска в поселок Сиваки Тыгдинского района.

   В Сиваках братья пошли в поселковый Совет - решать вопрос насчет жилья и работы. Председатель поселкового Совета взял у них паспорта и сказал: «Через два дня приходите». Через два дня отец с братом явились к нему снова.

   - Ну вот, ваш вопрос решен! Завтра утром в вагончике поедете по узкоколейке на «25-й километр». Там большой поселок, есть и жилье и работа.
   Братья стояли и ждали, когда председатель вернет им паспорта.
   - А паспорта вам больше не понадобятся. Там ни у кого паспортов нет. — И тоном приказа председатель закончил: - Идите и собирайтесь в дорогу.

   А утром 30 марта 1934 года, прибыв на «25-й километр», мы испытали ужас, увидев там несчастных людей с серо-зелеными изможденными лицами...

   Так, обманным путем нас надолго привезли в советский концлагерь, и для нас начался этот адский кошмар, в котором мучились и виновные, и безвинные: одна лишь смерть была там радостью освобождения от мук» [16].

    31 января 1943 г. Марк Лепехин бежал из спецпоселения. Ему удалось обмануть офицеров в военкомате, и он был направлен в Красную Армию. В Шимановске его зачислили в школу младших командиров при 87-м запасном стрелковом полку. Но через девять месяцев, в день, когда курсантам должны были присвоить воинские звания, Марка Лепехина отвели в строевую роту, сплошь состоящую из заключенных. 19 ноября 1943 г. он был отправлен на фронт в арестантском вагоне, где сидели имеющие судимости по 50, 60, 70 лет. На передовой командир Марка Тимофеевича Лепехина постоянно издевался над ним, посылал на самые трудные, связанные со смертельным риском, задания. Только солдат выжил, хотя и был тяжело ранен. Но и после этого ему не разрешили жить в Благовещенске и он вернулся в то же самое спецпоселение, откуда с таким трудом вырвался. И снова ему пришлось, несмотря на боли в плече, катать бревна и грузить их на лесовозные узкоколейные платформы, таскать шпалы и рельсы для ремонта этой узкоколейки и для прокладки ее новых таежных лесовозных «усов». Только в 1961 г. Марк Тимофеевич Лепехин смог уехать из этого страшного места [17].

   Выше упоминалась Вера Васильевна Горелкина, вышедшая замуж за Матвея Яковлевича Попова. По матери она была из Левашевых. Репрессии обрушились практически на всех представителей этого молоканского род, несмотря на то, что в годы Гражданской войны мать Веры Васильевны Арина Тимофеевна поддерживала красных. По семейной легенде, в ее доме в Астра-хановке скрывался чуть ли не сам Ф.Н. Мухин. Другой гость, хоть и остался безымянным, сыграл большую роль в судьбе Арины Тимофеевны. Однажды в ее дом попал раненый красный партизан. Арина его выходила, поставила на ноги. А спустя годы, уже после Гражданской войны, ее настигла волна преследований, которым подвергались молокане. Ее отправили в одну из тюрем Сковоро-динского района. Через несколько лет привезли в Благовещенск на допрос. И в одном из коридоров известного всем здания на улице Пионерской она встретилась с тем самым партизаном. Он сумел добиться освобождения Арины Тифо-феевны из застенков НКВД. Правда, предупредил - нужно срочно покидать Благовещенск. И она вместе с сыном Павлом (отец семейства Василий Горел-кин умер еще в 1925 г.) отправилась в Магаданскую область. На родину вернулись только через 10 лет.

   Преследования со стороны власти затронули и Павла. Его, как кулацкого сына, нигде не хотели брать в школу. Тем не менее он сумел отучиться и уехать в Новокузнецк. Проработал много лет на металлургическом комбинате и даже удостоился Сталинской премии. Все-таки упорство и трудолюбие у молокан, были, что называется в генах. В 90-е гг. XX в. Павел, уже будучи в весьма почтенном возрасте, попытался вернуть отнятый государством у его семьи в 1920 г. дом в Астрахановке. Но сумел получить лишь 7 миллионов неденоминированных рублей, хотя здание было оценено в 347 миллионов. Этот дом по-прежнему стоит в Астрахановке на улице Павленко, № 74 как памятник молоканам, которые первыми пришли на пустынный берег Зеи и сделали много для того, чтобы Благовещенск рос и развивался [18]. В советское время этот дом был известен тем, что в нем в марте 1918 г. помещался военно-революционный штаб по борьбе с так называемым «гамовским» мятежом. После революции в доме долгие годы располагалась школа № 33, сейчас - жилой дом [19].

   Показательна судьба молокан-первопоселенцев села Верхний Уртуй. Многие из них в 1930 г. были раскулачены. Семья М.А. Саяпина в 1917 г. состояла из 20 человек. Хозяину в то время исполнилось 57 лет, старшему сыну — 36, а младшему - 25. Имел 73 десятины надельной общинной земли и 368 десятин арендованной казачьей. Засевал 281 десятину, в том числе 166 пшеницей, 100 овсом, 15 прочими культурами. В хозяйстве насчитывалось 30 лошадей (24 рабочих), 46 голов крупного рогатого скота, из них 15 коров, 20 овец и 5 коз. Из сельскохозяйственного инвентаря - 7 плугов, сеялка, косилка, 4 жнейки, молотилка, две веялки, 16 телег. Пасека состояла из 13 ульев.

    27 февраля 1930 г. была произведена опись имущества М.А. Саяпина (двое его сыновей погибли в 1924 г. во время Зазейского восстания). В описи значилось 55 наименований на сумму 5446 рублей. Были описаны: дом из бревен (3 на 6 саженей) с крышей из оцинкованного железа, 3 амбара, баня, кузница и другие постройки; паровой локомобиль с молотилкой (1500 рублей), жнейка-сноповязалка, две сенокосилки с граблями, два плуга, семь борон, сортировка, девять телег и фургонов, трое саней, а также 7 лошадей, 6 коров, 15 овец [20].

   В числе первых поселенцев Верхнего Уртуя, приехавших из села Тяглое Озеро Николаевского уезда Самарской губернии, была и семья Андрея Саяпина. По словам Ираиды Егоровны Саяпиной, отправляясь на Амур, он хотел уберечь от солдатчины своих четырех сыновей. Как и другие небогатые молокане, добирались до новых краев несколько лет, а приехав, стали жить в землянках. И только потом стали строить большие деревянные дома, крытые оцинкованным железом, аккуратно выкрашенные и с резными фигурками. Непременной принадлежностью молоканских усадеб были большие бордово-красные ворота.

   Один из сыновей Андрея, Иван Андреевич, был женат на Марфе Семеновне из села Гильчин. Всего в семье Ивана Андреевича Саяпина было 13 детей. Одним из них был Егор Иванович - отец Ираиды Егоровны Саяпиной. Она рассказала, что семья ее деда и бабки размещалась в двух домах; в одном жили Иван Андреевич и Марфа Семеновна, в другом - все остальные. Иван Андреевич ездил в США к родственникам по линии своей жены, привез оттуда паровик, молотилку и другие сельскохозяйственные орудия. Муж одной из сестер бабушки Ираиды Егоровны был очень обеспеченным человеком. Но он как-то раз доверился в делах своему управляющему и лишился состояния, вынужден был с семьей бежать в Америку, где они поселились в молоканской общине г. Сан-Франциско. Их фамилия была Ножкины.

   «У нас в деревне, - продолжает Ираида Егоровна, - жил очень трудолюбивый народ. На всю округу были только одни бедняки - Дудины, но их бедность была от лени. Воспоминание детства: солнце уже высоко, наши работают вовсю, а они только в поле едут. Зато после революции Дудина сделали председателем колхоза. Понятно, что никаким авторитетом он не пользовался».

   Все имущество у семьи Саяпиных и их соседей отобрали раньше, чем образовался колхоз. Для многих это стало ударом, от которого они так и не смогли оправиться. Сосед Саяпиных дядя Ефим сошел с ума. Он был очень богат, а после того, как у него изъяли все нажитое, ходил и бормотал одно и тоже: «Все пожрали, жрать нечего».

   Во время Зазейского восстания 1924 г. были расстреляны дяди Ираиды Егоровны: Федор Иванович и Павел Иванович, двоюродные братья отца - Степан Мартынович, Иван Кузьмич, брат деда Трофим Андреевич. Дочка последнего, Степанида Трофимовна, сошла с ума после того, как отца расстреляли на ее глазах.

   В марте 1931 г. семья Егора Ивановича была выслана из Верхнего Уртуя. Сам он находился в то время по делам в Уссурийске. Его жену Агафью Матвеевну 37 лет, детей: Анастасию 15 лет, и Ираиду, которой еще не исполнилось 9 лет, насильно посадили в подводы и повезли в Благовещенск. Брат Ираиды Егоровны 17-летний Илья подсел к ним в Гильчине. В городе их поместили в телячьи вагоны, где были двойные нары. Из вещей разрешили взять только одежду и постель, остальное забрали. Ссыльных довезли до станции Юхта, недалеко от Свободного, дальше путь лежал на поселок Улон. Вещи везли, а люди шли пешком. На Улоне были бараки, построенные прямо на земле. Вся мебель - нары, а посередине стол. Кормили супом из протухшей камбалы, а черного ржаного хлеба со всяким мусором давали по маленькому кусочку. Вместе с молоканами оказалось много высланных из Воронежской области: русские, украинцы, белорусы и одна семья немцев.

   В бараках кишели вши. Вскоре начался тиф. Там, где были больные, вешали черный флаг. Люди умирали каждый день, хоронили их в общей яме. В одной семье, например, было шестеро детей - все они умерли.

   Ираида Егоровна заболела корью. В бараках было очень тесно, и приходилось спать по очереди. Несмотря на это, Агафья Матвеевна скрыла, что дочь болеет, и не отдала ее в больницу, потому что оттуда дети не возвращались. После болезни Ираида Егоровна была очень слабой, и у нее долго шла кровь носом. На высылке была ее тетя Агафья Матвеевна (родом из Гильчина), у которой замужние дочери были на воле. Они привозили передачу - муку, из которой пекли пышки. Тетя делилась с семьей Саяпиных, и это спасло их от смерти.

   В июле того же 1931 г. в Улон приехал Егор Иванович Саяпин. Вскоре ссыльных отправили в Бурею. Там дети жили в палатках под охраной, а взрослые добывали уголь в Райчихинске. В августе всех погрузили на пароход до Чекунды, а оттуда на лодках доставили в верховья Бурей, в поселок Умальта. Какое-то время спецпоселенцы жили там, а потом их направили за 50 километров в тайгу - на рудник Умальтинский, где добывали молибден.

   На руднике были бараки с нарами и железной печкой, которую топили днем и ночью. Строились горно-обогатительная фабрика, жилые дома. Работали все, даже 15-летние по пояс в снегу валили лес. Некоторые трудились в шахтах, а когда построили фабрику, стали работать там. На руднике не было ни выходных, ни отпусков. У людей, которые работали в шахте, развивался силикоз. Многие заболели цингой, в том числе Ираида Егоровна и ее сестра Анастасия. У них опухли десны, качались и выпадали зубы, ноги покрылись пятнами. Местные якуты и эвенки подсказали, как надо лечить цингу - кедровым стлан-ником. Им они и спаслись.

   22 июня 1938 г. арестовали отца и брата Ираиды Егоровны. В ту ночь забрали всех сосланных на рудник мужчин и весь руководящий состав рудника. Устроили собрание, на котором всячески клеймили арестованных. Мама Ираиды Егоровны упала в обморок. Всех женщин, у которых забрали мужчин, послали на самые трудные работы, а их семьи выгнали на улицу. Саяпиных спасло то, что в свое время Егор Иванович построил маленькую лачужку (он работал по сменам и, чтобы ему не мешали отдыхать после ночной смены, уходил туда).

   По словам Ираиды Егоровны, они узнали, что Егор Иванович и ее дядя Михаил сидели в Благовещенске, в кувшиновских подвалах. Второй муж тетки Ираиды Егоровны, Агафьи - Петр Косицын - видел, как Егора Ивановича и его сына Илью везли на машине в Благовещенск. Больше живыми их никто не видел. Младшего брата Егора Ивановича Александра (он к тому времени жил около Хабаровска) забрали позже - в 1939 г. Ему повезло: он сидел в хабаровской тюрьме, их не допрашивали, но морили голодом. А потом открыли двери и сказали: «Убирайтесь отсюда!». Александр - единственный из братьев Егора Ивановича, кто дожил до старости и умер своей смертью. Все остальные члены семьи Саяпиных либо погибли от тяжелых жизненных обстоятельств, либо были расстреляны [21]

   Выше рассказывалось о жизни Ивана Минаевича Саяпина, совладельца, а потом и собственника небольшого скипидарного завода в г. Благовещенске. В 1930 г. советская власть отобрала у него постоялый двор и завод. К этому Иван Минаевич отнесся спокойно, даже помогал новому руководству наладить производство, и поэтому его больше не трогали. От всего имущества оставили только бричку и лошадь. По свидетельству правнука Ивана Минаевича Ю.А. Ли-товченко, его прадед ту лошадь очень любил: «В 1931 г. городской начальник решил забрать бричку и лошадь, на празнике на ней ехал, а прадед возьми и свистом позови лошадь, та к нему. Покормил ее Иван Минаевич куском хлеба, а народ над главой потешался. Так появилась команда «Посадить!», остальное дело техники» [22]. Иван Минаевич Саяпин был осужден 13 марта 1932 г. и выслан в Западную Сибирь на 3 года. В его деле появилась пометка «Дом конфисковать». Ссылку отбывал в Томске, работал счетоводом.

   Когда Иван Минаевич вернулся из Сибири, его дочь Евдокия к тому времени переехала в Куйбышевку Восточную (ныне Белогорск). Своего дома у них не было. Жили на квартирах у знакомых. Тогда И.М. Саяпин купил землю и несколько лет вместе с родными строил дом. Он и сейчас стоит, этот дом, в Бело-горске, на улице Титова. Лет Ивану Минаевичу было уже много, но характер у него был неугомонный, его уговаривали сидеть дома, а он пошел работать в Дальторг сторожем. В 1937 г. в Дальторге ночью сгорела сторожка. Через некоторое время И.М. Саяпина арестовали и обвинили в поджоге. Через полгода, 16 марта 1938 г., в его дом пришло письмо: «Умер в тюрьме». Ю.А. Литовченко пишет, что в действительности в деле Ивана Минаевича Саяпина было решение тройки: «Готовил диверсионный акт, расстрелять» [23].

   Молокане Селезневы были в числе тех, кто прибыл на Амур из Тамбовской губернии в 60-х гг. XIX в. Они обосновались в Благовещенске и до революции успели построить четыре больших дома на углу улиц Театральной и Амурской. В начале XXI в. Лидия Смирнова опубликовала воспоминания о жизни в старом Благовещенске. Ее мать Любовь Ивановна (урожденная Селезнева) и дядя Леонид Иванович Селезнев рассказывали, а они узнали это от своей мамы Иустиньи Петровны о том, как их семья вместе с Ефимовыми, Жариковыми, Саяпиными, Копыловыми, Лештаевыми, Пивоваровыми, Косицыными переселилась на Амур, как первые Селезневы (Иван Михеевич и Михей Егорович) начинали с землянок, а потом построили просторные дома по чертежам, выписанным из Москвы. Но началась революция. В один из дней Иустинья Петровна со слезами на глазах провожала судно, на котором из Благовещенска в Сахалян уходила ее старшая сестра Евдокия с двумя детьми. Новая власть отобрала у оставшихся в городеСелезневых их дома, и они вынуждены были ютиться в ветхих постройках.

   Семье Смирновых пришлось хлебнуть горя. Глава семьи Валентин Петрович Смирнов попал в тюрьму. По воспоминаниям его дочери Лидии, он работал прорабом на стройке и дал кому-то всего на одну ночь какой-то лесопильный ремень и за это был арестован. Оставшаяся без мужа Любовь Ивановна одна поднимала пятерых детей. Чтобы дать возможность выучиться старшему Степану (ему удалось поступить в строительный техникум), младшие - Леонид и Любовь - вынуждены были побираться. Лидия Смирнова в послевоенные годы училась в школе № 13 г. Благовещенска, расположенной рядом с домами, которые строили ее дед и прадед. На переменах она с любопытством забегала во двор тех самых домов, и у нее возникал недетский вопрос: почему же ее семья сейчас живет так плохо?

   Репрессии коснулись практически всех молоканских семей. Не стали исключением и Конфедератовы. 4 ноября 1937 г. Тамбовским районным отделом НКВД по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей 58-7 УК РСФСР, был арестован Николай Иванович Конфедератов. На допросе задержанный показал (орфография и пунктуация сохранены): «Родился я в 1892 году в селе Тамбовка в семье крестьянина середняка. С отцом жил совместно до 1917 года. Хозяйство у нас было следующее: дом 1, завозня 1, баня 1, лошадей 7, коров 3, из хоз.инвентаря было: жнейка крылатка 1, плугов 1, борон 5. Посеву производили 20 га. В 1918 году, когда я вернулся со службы, отец мой к этому времени умер, хозяйство между нами было разделено. Мне от отца досталось: дом 1, лошади 2, коров 2 и больше ничего... Мать находится сейчас в колхозе «Молотова». Брат Владимир... в Мазановском районе. Брат Иннокентий... в Барнауле, Илья... на Сахалине. Связи с ними я не имею, и как живут для меня неизвестно... Участие в восстании 1924 года принимали мои родственники - это мой брат Владимир с оружием в руках и дядя Игнат Николаевич, который был в повозке повстанцев и которого впоследствии убили, а брат с женой уехал за границу, но после правительственного воззвания вернулся, сейчас находится в Мазановском районе... Я участие в восстании 1924 года не принимал. Вечером пришли повстанцы и взяли моего брата. Я в это время был на улице около завозни и когда увидел, что заходят вооруженные люди, я присел... и когда они вышли и удалились, тогда я зашел в избу, вся семья была перепугана, в результате оказалось, что повстанцы увели моего брата Владимира. Тогда я взял тулуп и ушел на улицу... Дней шесть я скрывался в соломе и входил в квартиру ночью только покушать... Председателем колхоза (колхоз имени Молотова. -Е.Б.) я работаю с 1933 года...». [24]

   Постановлением тройки УНКВД по ДВК от 31 марта 1938 г. Николай Иванович Конфедератов за «проведение вредительской деятельности» был осужден к высшей мере наказания с конфискацией лично принадлежавшего имущества. Приговор приведен в исполнение 27 мая 1938 г. Заключением прокуратуры Амурской области от 31 августа 1989 г. на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30 - 40 и начала 50 годов», Николай Иванович Конфедератов был реабилитирован.

   16 августа 1938 г. Амурским областным управлением НКВД по ДВК был арестован Михаил Федорович Конфедератов (сын Федора Николаевича Конфе-дератова), 1903 г. рождения, уроженец села Тамбовка Тамбовского района, по социальному происхождению «из крестьян кулаков». Работал экспедитором в авточасти. Состав семьи на момент ареста: жена Евдокия Прокопьевна, шесть детей в возрасте от 8 месяцев до 13 лет.

   Осужден постановлением тройки УНКВД по ДВК от 15 октября 1938 г. «за активное участие в белоказачьей повстанческой организации, в подготовке вооруженного восстания против Соввласти, в проведении подрывной вредительской деятельности в колхозе, проведении антисоветской агитации» к высшей мере наказания с конфискацией лично принадлежавшего имущества. Приговор приведен в исполнение 26 октября 1938 г. Постановлением Президиума Амурского областного суда от 8 апреля 1963 г. № 44-У-58-1963 постановление тройки УНКВД по ДВК от 15 октября 1938 г. отменено, дело производством прекращено за отсутствием состава преступления в действиях осужденного.

   В списке пострадавших в годы политических репрессий много потомков Феоктиста Степановича Коротаева. О трагических судьбах некоторых молокан Коротаевых мы уже говорили. Были и другие невинно пострадавшие. Степан Трофимович Коротаев родился в 1898 г. в Благовещенске. Работал в городе счетоводом в пищекомбинате. Осужден тройкой ОГПУ ДВК 30 апреля 1932 г. к 5 годам лагерей. Иван Степанович Коротаев родился в 1910 г. в Благовещенске. Работал грузчиком на мельзаводе. Осужден тройкой УНКВД по ДВК 31 октября 1938 г., расстрелян. Иннокентий Иванович Коротаев родился в 1904 г. в Благовещенске. Работал плотником. Осужден тройкой УНКВД по ДВК 31 октября 1938 г., расстрелян. Сергей Андреевич Коротаев родился в 1896 г. в Благовещенске. Работал продавцом в селе Косицыно Тамбовского района. Осужден тройкой УНКВД по ДВК 31 октября 1938 г., расстрелян. Александра Сергеевна Коротаева родилась в 1898 г. в Благовещенске. Работала в колхозе в селе Каменке Мазановского района. Осуждена тройкой УНКВД по ДВК 7 апреля 1938 г. к 10 годам лагерей. Анна Петровна Коротаева родилась в 1899 г. в Благовещенске. Работала учителем СШ № 8. Осуждена тройкой УНКВД по ДВК 15 февраля 1938 г., расстреляна [25].

   Несмотря на свирепые репрессии в отношении молокан, в годы Великой Отечественной войны они вместе со всем народом встали на защиту своей Родины. В Книгах памяти Амурской области сотни имен представителей всех молоканских фамилий, героически погибших на фронте [26].

   После революции и Гражданской войны в стране активизировалась атеистическая политика советской власти. Но еще больше ударило по молоканскому движению в Приамурье оживление баптизма. С 1921 г. численность баптистских общин в Амурской области постоянно росла за счет новых членов, главным бразом бывших молокан. С 1921 г. по 1927 г. число баптистов в Дальневосточном крае выросло в 2,5 раза. В Амурской области в 1927 г. насчитывалось 4260 баптистов, в Благовещенской баптистской церкви состояла 1 тысяча человек, в Тамбовке - 600 человек. В Приамурье в 20-е гг. XX в. руководители баптистских общин избирались председателями сельсоветов (село Жариково), в советы изб-читален (село Андреевка), организовывали кооперативы (село Гильчин) [27]. Напротив, численность молокан в это время непрерывно падала. По данным Н.М. Балалаевой, молоканская община Амурской области сократилась с 38 тысяч человек в 1924 г. до 20 тысяч человек в 1927 г. [28].

   В 1920 - 1925 гг. наблюдалось довольно лояльное отношение властей к религиозным общинам. Положение для конфессий стало меняться в СССР в худшую сторону с середины 20-х гг. В 1925 г. был организован «Союз воинствующих безбожников», одна за другой стали проводиться антирелигиозные кампании, в некоторых населенных пунктах началось снятие колоколов в храмах принадлежащих РПЦ. В 1926 г. стали закрываться воскресные церковные и сектантские школы. В советской печати появились призывы к беспощадной борьбе с религией и Церковью. В конце 1920-х гг. Благовещенске стали проводиться массовые антипасхальные шествия под агрессивно-антирелигиозными лозунгами. В январе 1929 г. на места ушла правительственная директива, предписывающая считать религиозные общества единственными легально действующими и имеющими влияние на массы контрреволюционными организациями [29].

   8 апреля 1929 г. было принято Постановление ВЦИК и СНК СССР «О религиозных объединениях». Этим актом ограничивались хозяйственные, благотворительные, проповеднические функции религиозных обществ. Государственно-церковные отношения отныне регулировались не органами юстиции, а НКВД [30]. Таким образом, религиозная деятельность в СССР ограничивалась исключительно рамками отправления культа и ставилась под полный контроль государства. Упрощался порядок закрытия храмов. Постоянной комиссией по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР к 1937 г. было закрыто примерно 58% молитвенных зданий относительно их дореволюционной численности. По данным Дальревкома, если к лету 1925 г. в регионе насчитывалось 677 религиозных объединений, как правило, имевших культовые здания, то в мае 1936 г. действовало лишь 14 из них [31].

   Переход в 1929 г. на шестидневную неделю обосновывался тем, что в календаре не будет упоминаться о Церкви (в связи с упразднением воскресения), а саму шестидневку предлагалось назвать «трудовым этапом» со следующими названиями рабочих дней: пролетарский, индустриальный, культурный, пятилетний, физкультурный. Вместо церковного крещения вводился обряд «октяб-рин». В газетах печатались такие тексты: «Объявляю, что я, бывший протоиерей и благочинный, снял с себя сан священника и ничего общего с миром духовенства не имею... хочу быть и трудиться с теми, кто борется, чтобы сломить врагов революции» [32].

   В Благовещенске в канун Рождества - 6 января 1930 г. - состоялся большой антирелигиозный карнавал, в котором приняли участие 7 тысяч человек. Собравшиеся предъявили требования к городскому Совету о закрытии винных лавок, о снятии колоколов, о передаче молитвенного дома духовных христиан-молокан под дом физкультурника [33]. В 1930 г. в Хабаровске прошел последний съезд Дальневосточного союза баптистов, но к тому времени большая часть активных работников союза была арестована или выслана [34]. Таким образом, в религиозно-сектантском вопросе политика советской власти уподобилась политике царского правительства.

   В условиях постоянных гонений на верующих, давления на них со стороны власти содержание большого молитвенного дома молокан в Благовещенске стало проблемой. Делегаты Амурского съезда духовных христиан молокан рассказывали, что «какие-то жалкие гроши на электричество в молитвенном доме, и те не собрать» [35]. Репрессивная политика советской власти значительно суживала возможности для общинной взаимопомощи, которой всегда славились молокане. Так, в 1926/27 г. Амурский окружной совет молокан смог выделить на поддержку бедняцкого хозяйства только 51 рубль, а благовещенская община оказать помощь неимущим всего на 250 рублей [36].

   С начала 30-х гг. XX в. методы борьбы с религией в СССР приобрели от-кррвенно насильственный и погромный характер. Велась оголтелая антирелигиозная пропаганда, соединенная с политическими обвинениями в адрес верующих. Пресвитеры и многие рядовые члены общин молокан, баптистов, духоборов Амурской области были арестованы и отправлены в район Хабаровска на «трудовое воспитание», на строительство железной дороги. Их жилье и имущество конфискованы. Членов семей арестованных методично преследовали, лишали работы, продуктовых карточек, ссылали. Дети помещались в интернаты для воспитания в атеистическом духе. Общины закрывались, молитвенные дома отбирались. Большинство религиозных общин Приамурья прекратило существование в 1932 г. [37]. На Дальнем Востоке с 1927 г. по 1932 г. численность молокан сократилась в 60 раз, духоборов - в 10 раз, баптистов и евангельских христиан - в 3 раза. Секты духовных христиан (молокан, духоборов) организационно распались. Сохранились лишь их небольшие группы в некоторых селениях Амурской области. Область, которая когда-то считалась сектан-ской, уже не имела районов и сел с преобладанием сектантского населения [38]. По информации Амурского облисполкома от 23 мая 1936 г., до революции в Амурской области было молитвенных зданий разных религиозных течений 165; из них: церквей - 104, часовен - 15, костелов - 4, синагог - 1, молитвенных зданий сект - 41. На 1 января 1936 г. закрыто молитвенных зданий - 162. Количество незакрытых молитвенных зданий - 3; из них: 1 церковь и 1 костел в Ма-зановском районе и 1 церковь в Благовещенске. Службы в указанных трех молитвенных зданиях проводят сами верующие, без попов [39]. 9-10 июня 1939 г. в Благовещенске состоялась первая областная конференция «Союза воинствующих безбожников» (СВБ). Был обсужден отчет областного оргбюро СВБ и избран областной совет [40].

   С 30-х гг. XX в. религиозное сектантство на Дальнем Востоке стало приобретать все более городской характер. Политика раскрестьянивания, проводимая советской властью, выталкивала в города множество деревенских сектантов. Сами верующие из зажиточных семей продавали свое имущество, ликвидировали хозяйства и переезжали в города, где проще было затеряться в людском море и скрыться от репрессий. К 1938 г. в Амурской области закрылись последние действовавшие культовые здания различных конфессий [41].

   Послабления в отношении Русской православной церкви, имевшие место в годы Великой Отечественной войны, в послевоенный период сменились новыми гонениями. Амурский обком партии и обком ВЛКСМ на своих конференциях и пленумах постоянно рассматривали вопросы атеистического воспитания населения. Основной удар наносился, конечно, по приходам и епархиям Русской православной церкви. Однако в Хабаровском крае (в который входила до 1948 г. Амурская область) пристальное внимание уделяли духовным христианам. Уполномоченные Совета по делам религиозных культов (СПДРК) по Хабаровскому краю неоднократно обращались к истории молокан на Дальнем Востоке: достаточно подробно описывалось переселение, образ жизни, хозяйственная деятельность, динамика численности, отношение к советской власти. Вероятно, краевые власти еще хорошо помнили экономическое значение духовных христиан, их участие в крестьянских восстаниях в Приамурье 1920-х гг. В справках уполномоченных отмечалось, что многие молокане не приняли советскую власть, часть из них бежала в Маньжурию. Многие из оставшихся в области покинули родные деревни, расселились по приискам и городам края, устраиваясь на промышленные предприятия с той характерной особенностью, что придя на производство, они не порывали с земледелием.

   В записках уполномоченных СПДРК отмечалось, что в Благовещенске и многих селах Амурской области в 1940-е гг. еще стояли не используемые по назначению молитвенные дома молокан, занятые под школы, чайные, библиотеки и другие учреждения. Самое большое в Приамурье культовое здание молокан - каменный молитвенный дом - сохранился (с изменением первоначального облика) не только к 1940-м гг., но и до нашего времени.

   Ходатайство о регистрации общины молокан в г. Благовещенске поступило к уполномоченному СПДРК по Хабаровскому краю В. Колесову в 1947 г. Чиновник поддержал ходатайство, преследуя свои цели: «полагаю, что необходимо выдать разрешение на открытие молитвенного дома молокан в г. Благовещенске, так как это поможет лучше изучить религиозное течение молокан, улучшит надзор за ними». В том же году было получено разрешение Совета по делам религиозных культов на регистрацию конфессиональной организации и открытие молитвенного дома. Фактически действовать община стала в марте 1948 г. Под культовое здание молокане арендовали частный дом. Руководителем религиозной организации стал Копылов (инициалы в сохранившихся документах не указаны), 1880 г. рождения. По сведениям уполномоченного, благовещенская община в 1948 г. насчитывала 67 верующих, среди которых не было никого моложе 1905 г. рождения. Впоследствии численность общины выросла до 200 человек.

   Большие незарегистрированные группы молокан были в селах Амурской области: Тамбовке (100 человек), Ивановке (50 человек) и Астрахановке (из 50 дворов — 27 молоканских). Эти общины находились под постоянным надзором уполномоченного СПДРК. В документах отмечалось поведение верующих в быту, отношение к работе и многое другое. Вот одна из таких характеристик: «...ведут себя обычно. Работают на предприятиях, нормы выработки выполняют, религиозной пропаганды и антигосударственных действий с их стороны не зарегистрировано» [42].

   Несмотря на то, что религия к тому времени утратила былое влияние на население, в СССР с 1954 г. снова активизировалась атеистическая работа. В том году ЦК КПСС дважды - в июле и ноябре — принимал важные решения по проблемам антирелигиозной пропаганды. В Постановлении ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» говорилось, что «...многие партийные организации неудовлетворительно осуществляют руководство научно-атеистической пропагандой среди населения, в результате чего этот важнейший участок идеологической работы находится в запущенном состоянии. В то же время церковь и различные религиозные секты значительно оживили свою деятельность, укрепили свои кадры и, гибко приспосабливаясь к современным условиям, усиленно распространяют религиозную идеологию среди отсталых слев населения...» [43]. 10 ноября 1954 г. ЦК КПСС принял Постановление «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения», в котором предлагалось вести антирелигиозную пропаганду, не оскорбляя при этом чувств верующих [44].

   После этого Амурский обком партии созвал областное совещание лекторов-атеистов. На нем выступил с докладом и прочитал три лекции И.Я. Дьяков, кандидат философских наук, заведующий кафедрой марксизма-ленинизма Благовещенского государственного педагогического института. Был организован обмен опытом антирелигиозной пропаганды. В конце 1950-х гг. усилиями И.Я. Дьякова в БГПИ был организован атеистический семинар. В своей книге «Боги не умирают сами» И.Я. Дьяков пишет, как на одном из занятий он поинтересовался, что знают о религии слушатели - студенты младших курсов и попросил задавать вопросы.

   «В ответ послышалось:
   - Правильно ли считать, что религия — это обман?
   Голос с места:
   - Правильно. Сам Маркс называл религию опиумом, дурманом, обманом.
   - Какая религия у Римского Папы?
   - Кто такие сектанты?
   - Что такое Библия?
   - Кто такие молокане? Почему их так называют? Во что они верят?
   Выяснилось, что Библию никто не читал, только один студент видел эту книгу. Никто не ответил на вопрос, когда возникла религия и почему» [45].

   Действительно, жесткий натиск на религию и церковные организации в послевоенные годы со стороны советской власти привел к тому, что значительная часть населения страны, а среди молодежи таких было абсолютное большинство, встала на атеистические позиции. В это время в Амурской области, свидетельствует И.Я. Дьяков, закрылась православная Магдагачинская церковь, резко сократилась посещаемость трех церквей, оставшихся в области, не стало иеговистов, потерпели крах белогорские пятидесятники-трясуны, распалась самая многочисленная в прошлом секта молокан [46].

   В Благовещенске в 60-х гг. XX в. оставалось два зарегистрированных молитвенных дома - баптистов и молокан. И.Я. Дьяков пишет, что ему пришлось не раз и не два встречаться с пресвитером баптистов и председателем общины молокан, но первое время они и слышать не хотели о создании специальных лекториев для них. Как-то просматривая «Братский вестник», журнал евангельских христин-баптистов, И.Я. Дьяков вычитал пожелание братьям и сестрам проявлять интерес к вопросам международного положения СССР. После этого пресвитер баптистов согласился с предложением открыть лекторий. Руководитель молокан, узнав о первой лекции для баптистов, сам пришел в общество «Знание» и высказал обиду: почему так заботятся о «каких-то баптистах», а их, «духовных христиан», забыли? Так появились в Благовещенске лектории для баптистов и молокан. Для них читались разнообразные лекции - о достижениях науки в освоении космоса, о международном положении СССР, о перспективах развития Амурской области. По просьбе председателя общества молокан и пресвитера баптистов И.Я. Дьяков читал для них лекции (разумеется, раздельно, поскольку они считали веру друг друга ложной) на темы: «Жил ли Христос?», «Вера, надежда, любовь», «Об аде и рае». После этого молокане стали шутить с баптистами: «Доходитесь вы к атеистам. Мы уже доходились - чуть не до рукопашной спорим между собой о существовании Бога» [47].

   Интенсивная антирелигиозная кампания, проводившаяся в СССР, дала свои результаты. Если в начале 60-х гг. XX в. в благовещенская община молокан насчитывала 212 человек, то к концу десятилетия — всего 70. Они собирались в частном доме [48]. В это время благовещенские молокане представляли в основном людей преклонного возраста, среди них преобладали женщины. По данным И.В. Сосниной, из 192 учтенных ею молокан мужчин было 39, женщин -- 153. Из этого числа общественным трудом было занято только 19 человек [49].

   Власти стремились любыми способами уменьшить число верующих. Со своей стороны сектанты старались показать, что они все еще существуют и даже процветают. Так, в начале 60-х гг. XX в. Ф. Ефремов, руководитель благовещенских молокан, составляя список членов общины для регистрации в облисполкоме, включил в него около 30 фамилий уже умерших дюдей, некоторые лица были записаны дважды. Кроме того, в список попали те, которые никогда не были верующими [50]. Судя по всему, Ф. Ефремов был умный человек; в своих проповедях пытался вести полемику с официальной пропагандой. Перехватывая выпады партийных атеистов в сторону Библии, Ф. Ефремов утверждал, что Библия написана попами, а поэтому в ней полно нелепостей и противоречий, которые, однако, можно разрешить путем свободного ее толкования. Естественно, властям это не нравилось, и они сумели лишить Ф. Ефремова звания пресвитера якобы по желанию верующих [51].

   Репрессии и гонения на молокан при советской власти не смогли искоренить их и их веру начисто. Многие люди воспринимали молоканскую веру как наследие семьи. И.В. Соснина писала про жительницу Благовещенска гражданку В., которую, собственно трудно причислить к верующим, так как она не посещает молельный дом, ест свинину и о Боге вспоминает редко, но на вопрос, почему она считает себя молоканкой, отвечала так: «У нас в роду все были молокане, и поэтому я не могу отказаться от них, умру молоканкой» [52].

   Убежденность таких людей в своей вере становились еще прочнее, когда они сравнивали принципы молоканского учения с окружающей действительностью. Алкоголизация советского общества, повальное распространение табакокурения, падение нравов, особенно среди молодежи, подтверждали: старые молоканские проповедники были сто раз правы, когда выступали против этих пороков.

   Много молоканских фамилий осталось на амурской земле и в конце XX -начале XXI вв. По телефонному справочнику Благовещенска издания 1982 г. значится Алексеевых - 9, Буяновых - 5, Ефремовых - 12, Жариковых - 7, Косицыных - 33, Коротаевых - 4, Конфедератовых - 7, Кузнецовых - 52, .Панкиных - 9, Лепехиных - 3, Поповых - 46, Саяпиных - 22 [53]. Много молоканских фамилий в телефонном справочнике Благовещенска издания 1999 г. В нем указано Алексеевых - 50, Буяновых - 5, Ефремовых - 12, Жариковых - 7, Косицыных - 116, Коротаевых — 4, Конфедератовых — 7, Кузнецовых - 52, Панкиных - 9, Лепехиных - 3, Поповых - 46, Саяпиных - 22 [54]. Хотя, возможно, что не все из носящих эти фамилии (особенно таких распространенных как Алексеевы, Кузнецовы, Поповы) принадлежали к молоканам.

   И в заключение перечислим молоканские фамилии - купеческие, мещанские, крестьянские - широко и не очень известные - всех, кто внес свой вклад в освоение амурской земли (вероятно, этот список неполный): Абрамовы, Аистовы, Алатырцевы, Анфеногеновы, Алексеевы, Бирюковы, Болотины, Брагины, Бударины, Буяновы, Васильевы, Виноградовы, Вобликовы, Волковы, Воробьевы, Воропаевы, Востриковы, Гавриковы, Гаврилины, Галактионовы, Гальцевы, Головины, Голубевы, Горелкины, Гридневы, Гунины, Гуриковы, Денисовы, Дмитриевы, Дружины (Дружинины), Дуплищевы, Ермаковы, Ефимовы, Ефремовы,Жариковы, Заикины, Зарапины, Исаевы, Кондрашевы, Конфедератовы, Копыловы, Коротаевы, Косицыны, Кривенцовы, Кузнецовы, Кувшиновы, Куксовы, Куницыны, Курятниковы, Ланкины, Лепехины, Лештаевы, Лукьяновы, Лысенко, Малаховы, Меньшагины, Метелкины, Миловановы, Назаровы, Неверовы, Немцовы, Ножкины, Носковы, Оськины, Пановы, Пивоваровы, Платоновы, Поповы, Попковы, Прокловы, Решетовы, Розвезевы, Сапунцовы, Саяпины, Селезневы, Семеровы, Семилетовы, Смирновы, Сушилины, Сысоевы, Сычевы, Толкачевы, Толстовы, Тулуповы, Умрихины, Фокины, Филимоновы, Филины, Харюткины, Хворовы, Чешевы, Шабановы, Шерстобитовы, Шипковы, Ширикины, Шишкины, Шишовы, Яковлевы.

   

   Примечание:
   01. 80-летию Тамбовского района посвящается... - С. 3.
   02. Садовенко, Майя Петровна, Садовенко, Марина. Пусть никогда не повторятся эти «ошибки» // Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 4. - С. 394 - 395, 397-398; Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. -Т. 1. — С. 211.
   03. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 6. - С. 121; Топоркова, Л. Такая вот задачка... // Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области.-Т. 7.-С. 299-303.
   04. Пойда, Е. История молоканской семьи Заикиных из деревни Чуевка... - С. 287 - 288; Пой-да, Е., Пойда, Т.Е. История молоканской семьи Заикиных из деревни Чуевка... - С. 88 - 89.
   05. Пастухова, Е.И. О чем говорят вклады//Амурский краевед. - 1995. -№2(11). -С. 29-30.
   06. Садовенко, М.П. Молоканское село... -С. 112.
   07. Воронков А. Коренные люди...
   08. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. -Т. 1.-С. 167-171.
   09. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 2. - С. 275 - 278.
   10. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 3. С. 40 - 41.
   11. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. -Т. 4. -С. 114.
   12. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. — Т. 1. — С. 165 — 166; Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 2. - С. 272.
   13. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. — Т. 1. — С. 47 — 48, 53, 200 - 201, 211; Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. - Т. 2. - С. 60, 79, 301,306.
   14. Абеленцев, В.Н. Наследники Торгового дома «Г.П. Косицын с сыновьями» в маньчжурской эмиграции... - С. 94 - 98.
   15. Козлик, А. Г. Семья Лепехиных в годы репрессий // Амурский краевед. - Благовещенск. - 2009. - № 26. - С. 88, 89, 90 - 91.
   16. Лепехин, Марк. Вырос в советском концлагере // Книга памяти жертв политических репрессий города Благовещенска. — Т. 1. - Благовещенск, 2000. — С. 209 — 211.
   17. Тамже.-С. 211 -213.
   18. История семьи Поповых - Коротаевых... - С. 80, 83; Набивачев, С. Род долгожителей // Благовещенск. 2007. 24 - 31 августа.
   19. Памятники истории и культуры Амурской области... -С. 31.
   20. Осипов, Ю.Н. Из истории села Верхний Уртуй... - С. 69.
   21. Саяпина, И.Е. Волны репрессий на одну семью // Амурская правда. 2007. 7, 8, 14 сентября.
   22. Литовченко, Ю.А. Судьба Ивана // Амурская правда. - 2011. - 26 марта.
   23. Там же.
   24. Смирнова, Л. Молокане - от слова «молоко»...
   25. Книга памяти жертв политических репрессий Амурской области. —Т. 1,—С. 165 — 166.
   26. См.: Книга памяти (Амурская область). Т. 1 — 4.
   27. Кужевская, Л.В. Баптизм в Амурской области в 20 — 30-е годы // Амурский краевед. — 1995. -J62(11), -С. 75,76,78.
   28. Балалаева, Н.М. История религиозного сектантства на Дальнем Востоке СССР (1859 -1936).-С. 29.
   29. Кужевская, Л.В. Указ.соч. - С. 78, 79.
   30. Постановление ВЦИК и СНК СССР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях»// Религия и власть на Дальнем Востоке России. Сборник документов Государственного архива Хабаровского края. — С. 188 — 190.
   31. Бакаев, Ю.И. Предисловие // Религия и власть на Дальнем Востоке России. Сборник документов Государственного архива Хабаровского края. - С. 9, 10.
   32. Бонадыков, М. Благовещенск, двадцатые годы... //Благовещенск. 1990. 21 ноября.
   33. А Ермацанс, И.А. Религиозные организации Амурской области (1918 - начало 2000-х гг.) // Амурская область: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Новиковские чтения), 21-24 октября 2008 г.: В 2-х ч. - Ч. II. - Благовещенск, 2009. - С. 78.
   34. Мурыгина, Е.А. Указ. соч. - С. 92 - 93.
   35. Морозов, И.П. Указ. соч. -С. 85.
   36. Там же.-С. 95.
   37. Кужевская, Л.В. Указ. соч. - С. 79.
   38. Балалаева, Н.М. История религиозного сектантства на Дальнем Востоке СССР (1859 - 1936)...-С. 33.
   39. Информация Амурского облисполкома от 23 мая 1936 г. // Религия и власть на Дальнем Востоке России. Сборник документов Государственного архива Хабаровского края. - С. 195.
   40. Летопись Амурской области (Хроника событий с октября 1917-го по 195 8 год). - Т. 2. - С. 92.
   41. Ермацанс, И.А. Религиозные организации Амурской области... - С. 79.
   42. Сердюк, М.Б., Дударенок, СМ. Указ. соч. - С. 92 - 94.
   43. Постановление ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. -Т. 8: 1946-1955.-Изд. 9-е доп. ииспр.-М., 1985.-С. 428-432.
   44. Дьяков, И.Я. Боги не умирают сами. -М., 1971.-С. 69-70.
   45. Там же.-С. 72. Там же. -С. 73.
   46. Постановление ЦК КПСС от 10 ноября 1954 г. «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» // Там же. - С. 446 - 450.
   47. Ермацанс, И.А. Религиозные организации
   48. Соснина, И.В. Правда об амурских сектантах., низации Амурской области... -С. 83.
   49. Соснина, И.В. Правда об амурских сектантах... -С. 15, 16.
   50. Там же. -С. 26-27.
   51. Там же. -С. 4, 27.
   52. Там же.-С. 16.
   53. Список абонентов Благовещенской городской телефонной сети по состоянию на 1 марта 1981 года. - Благовещенск, 1982.
   54. Справочник квартирных телефонов города Благовещенска (По состоянию на октябрь 1999 г.). -Благовещенск, 1999. -С. 10, 124, 125, 289, 305.

   Дополнительно по данной теме можно почитать:

   Вклад молокан в развитие судоходства

   Земледелие в жизни молокан

   Мода для народа

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ:

   Монография Е.В. Буянова, профессора кафедры всемирной истории и международных отношений АмГУ, доктора исторических наук "Духовные христиане молокане в Амурской области во второй половине XIX - первой трети XX в.
   Электронная версия - Коваленко Андрей, главный редактор портала "Амурские сезоны"