О дефинициях и живом словоупотреблении

25 февраля 2016 г.

   Каждый региональный словарь отражает и степень познания объекта исследования, и уровень лексикографической практики составителей, и время, которое накладывает свои отпечатки как на изучаемую речь представителей говора, так и на ее восприятие, а следовательно, и интерпретацию ее наблюдателем. Новый временной виток определяет новые горизонты и требует внести некоторые коррективы в прежние характеристики слова.

   Современное изучение слова – выразителя материальной и духовной культуры народа – направлено на освещение именно тех пластов лексики, в которых наиболее полно отражается система национальных представлений о мире.

   Мысль о переиздании «Словаря русских говоров Приамурья» [АС] возникла у его составителей О.Ю. Галузы, Ф.П. Ивановой, Л.В. Кирпиковой, Н.П. Шенкевец давно. В ходе подготовки, в беседах составителей будущего словаря [в дальнейшем АС-2] о его теоретических основах и характере дополнений стало ясно, что простого расширения объема словаря за счет описания новых лексем недостаточно. Часть словарных статей нуждается в реальных уточнениях и изменениях. Это касается прежде всего лексики, связанной с особенностями быта, народного миропонимания русских старожилов Приамурья. Надо сказать, что составители АС понимали необходимость исчерпывающих характеристик такой лексики, поэтому лексике этнографической уделено в Словаре 1983 г. особое внимание: многим словам даны детальные, энциклопедические описания, часть предметов материальной культуры представлена в рисунках. Это различная обувь, одежда, берестяная и деревянная посуда, некоторые инструменты, охотничьи ловушки и т.п. Словарная статья в таком случае содержит ссылку на рисунок. Таково толкование слова моршни: «Устар. Самодельные тапочки, обычно из сыромятной кожи, вырезанной по размерам ступни и стянутой шнурком у щиколоток (рис.3,5)». Слово определено через родо-видовой способ толкования, в вербальных единицах отражены такие дифференциальные признаки, как материал, из которого сделана обувь, кустарный, домашний способ изготовления, внешний вид изделия, его крайняя примитивность. Подобное объяснение находим у слов морда «рыболовная снасть в виде круглой узкой корзины с воронкообразным отверстием, сплетенная из прутьев или проволоки (рис. 15,1)», турсук «берестяной шитый или плетеный короб с ручкой, преимущественно для сбора ягод, овощей (рис. 6,4)» и т.п.

   Считается, что своеобразие слова проявляется лучше в пределах тематического единства (семантического поля, лексико-семантических групп), парадигматики, но в определенных оппозициях [Нефедова 1977: 57-58]. Каждая группа привносит свой набор дифференциальных признаков. Так, К.И. Демидова, размышляя о диалектной форме национального языка, пишет, что компоненты одной лексико-семантической парадигмы должны иметь 1) общий семантический множитель, 2) семантическую оппозицию (одномерную или разномерную в зависимости от характера парадигмы) и 3) одинаковую дистрибуцию [Демидова 1982: 10]. В.Г. Гак, рассматривая организацию словарной статьи в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля [СД], убедительно продемонстрировал, насколько глубоко пронизывают системные отношения словарную статью в СД, отметил гиперо-гипонимические связи, когнитивные и словообразовательные [Гак 2001: 3-11]. Опыт Даля недосягаем. В современных областных словарях этот путь только прокладывается, он видится и в полном, исчерпывающем толковании слова с учетом свойств денотата, и в убедительных примерах словоупотребления, где полнокровно проявляется языковое сознание носителей диалекта.

   Предметом наблюдения избрана тематическая группа «обувь», представленная в АС, и ряд названий народных гуляний и праздников.

   Каждое слово, связанное с социально-историческими явлениями, особенностями народной культуры, религиозными предрассудками, суевериями, требует особого внимания. Словарь «живет» не один год, он отражает представления о мире и носителей диалекта, и наблюдателей-лексикографов, возможна и переоценка ценностей даже за такой небольшой временной срез, как 20 лет. Время меняет и читателей Словаря.

   Возникает триада: 1) языковое сознание жителей села, в речи которых звучат определенные слова или словосочетания, эти данные традиционно используются в иллюстративной части словарной статьи; 2) языковая и социально-культурная компетентность наблюдателя, а затем и составителей словаря, их метаязык создает научную картину описываемой субстанции [Ростова 2000: 187-193]; 3) адресат-читатель, степень его осведомленности в описываемых явлениях, предметах, событиях, его «лексикографическая компетенция» [Козырев, Черняк 2000: 176].

   Выделенные аспекты все чаще становятся объектом внимания лингвистов. Так, А.Н. Ростова, обращаясь к обыденному речевому сознанию носителей диалекта, доказывает, что путь осмысления слова говорящими имеет, по крайней мере, три разновидности стратегий толкования слова – идентифицирующую, классифицирующую, иллюстрирующую [Ростова 2000: 187-193]. Естественно, составители региональных словарей учитывают осмысление слова говорящими, ориентируясь (практически) прежде всего на две первые разновидности стратегий, предлагают свой вариант дефиниции. Фактически вся традиция составления этих словарей демонстрирует опыт взаимодействия языкового сознания объекта и субъекта исследования. В каждом конкретном случае он может быть более или менее удачным. В одной из статей о лексике русских говоров Приамурья сопоставлены два типа языкового сознания, народного и научного, на основе толкований группы слов в АС, имеющей доминанту «палка, жердь» [Кирпикова 2001: 163-168]. Читатель, его компетентность не рассматривались.

   Цель данной работы – пронаблюдать на примере двух групп слов из АС– названий обуви и народных праздников, гуляний, выдержаны ли условия единства толкования слов в группе, их полнота; попытаться установить, в какой мере объективны выводы составителей, изложенные в дефинициях, найти случаи неточного или неполного толкования слова, затрудняющие его восприятие читателем.

   Мотив такого подхода самый положительный – убедиться в правильности избранного пути и избежать в дальнейшем возможных ошибок. Полагаем, что внутренние заботы коллектива составителей словаря должны быть известны и понятны читателям, а читатели могут способствовать более точной интерпретации местной лексики.

   Число лексем, объединенных темой «обувь», не считая фонетических вариантов и единиц, называющих детали предметов, в «Словаре русских говоров Приамурья» свыше 50.

   Условно можно выделить подгруппы:

• общее обозначение предметов, включая общерусское обувь – обуть, обуй, обутки, обучовки, обуточки, обутчонки; лабуты – пренебр.;
• б) рабочие сапоги, изготовленные кустарным способом, обычно без каблуков – бродни, ичиги, олочи, бахилы, болотники, аргуни, половинки, хабалы и др.; ботинки – гусарики, коты;
• в) легкая обувь – воротяшки, вытяжки, завортяшки, моршни, котики, шептуны, шитанки, чирки и др.

   Родовое общерусское слово «обувь» не стало единственным для этой группы слов. В рассказах, объяснениях старожилов в качестве гиперонимов выступают диалектные обуй, обуть, обутки, обучовки, а также уменьш.-ласк. обуточки, обутчоночки и пренебр. обучошки – «любая обувь повседневной носки»:
   - Старинна обуй – только олочки (Рад. Облуч.)
   - Обувь была: шитанки, выворотки (Алб. Скв.)
   - Анчуреи – это из звериных лап обутки шили (Орл.Скв.).

   Переход видового понятия в родовое, которое обычно бывает в иерархически организованных системах, в высказываниях информантов не наблюдается. Гиперонимами в подгруппах «рабочая обувь» и «легкая обувь» остаются все те же – обутки, обуй и т.п. Прямое использование в качестве гиперонимов общерусских слов сапоги, тапочки, ботинки, вытеснивших из активного употребления названия самодельной обуви, встречается редко. Носители диалекта, указывая на неполноту соответствия предметов, говорят: как тапочки, но не тапочки. Составители АС вводят в качестве гиперонимов для «рабочей обуви» - ботинки, сапоги, реже тапочки – для «легкой обуви». Чаще для этой подгруппы составители АС не находят иного гиперонима, кроме самого общего – обувь.

   Естественно пронаблюдать, насколько системно представлена в АС эта устаревшая группа слов. Непременными дифференциальными признаками группы должны быть назначение (функция) и особенности внешнего вида [Судаков 1986: 105]. Они должны быть ведущими, существенными признаками, но определяющими становятся иные признаки, что связано с особенностями жизни казаков-первопроходцев на отдаленной окраине страны, где не было сапожных мастерских, фабрик, приходилось надеяться на способности сельских умельцев и собственную изобретательность. В рассказах жителей это подчеркивается, постоянно звучат слова «своедельская» - «не базарская».

   Изготовление обуви, преимущественно рабочей, в этих условиях не было стандартизировано, поэтому объединяющим в АС оказался признак «сделанная кустарным способом, в домашних условиях».

   Существенные признаки – особенности кроя и материал – определяют и разграничивают наиболее общие подгруппы – «рабочую обувь типа сапог» и «легкую обувь». В пределах этих подгрупп возникают оппозиции: летняя – зимняя, мужская – женская, сыромятная – замшевая («из половинки»), из ткани, стеганая – валеная, кожаная – меховая, будничная – праздничная, но они оказываются мало значимыми:
   - Сошьют будничны воротяшечки, в церковь тоже в них пойдем (Уш.Шим.).

   Это и понятно, так как все оппозиции размыты, ведь практически не было различий в будничной и праздничной обуви, мужской и женской, она была «и в пир и в мир».

   Составителями эти признаки включались в дефиницию как атрибуты гиперонима. Так, прилагательные легкая вобрало и понятие примитивная, и удобная, без голенищ.

   Для подгруппы легкая обувь показательна лексическая мотивация, определяющими признаками бывают:

• способ изготовления – шитанки, стеженочки (стеганая обувь);
• особенности кроя – воротяшки, выворотки, выворотяшки (из шкуры мехом внутрь), заворотяшки (охотничья, мехом наружу);
• материал – деревянки, собачины;
• внешний вид – моршни, моршки;
• способность издавать легкий звук при ходьбе, шаркать – чирки, шептуны, шепоточки.

   Осознание мотивационных отношений нередко звучит в высказываниях говорящих:
   - Моршни сморщатся, когда их соберешь (Алб. Скв.).
   - С козлинки сделают воротяшки, вывернут (Союз. Окт.).

   Множественность обозначений осложняется словообразовательной вариантностью: выворотки – выворотники – выворотяшки, появляются слова с уменьшительно-ласкательными значениями: чирки – чирочки, воротяшки – воротяшечки и т.п.

   Сопоставление лексем в пределах одной группы слов АС убеждает в том, что словарные характеристики рассматриваемой группы предельно приближаются к оценкам этой лексики жителями бывших казачьих сел Приамурья. Они многогранны, иллюстрируют специфику самих предметов, для которых в целом ряде случаев трудно найти объединяющее слово, кроме самого общего – обувь.

   Специфика реальных предметов проявляется в невозможности отождествить ряд близких номинаций. В сознании амурских жителей существуют несколько оппозиций, которые не позволяют объединить в синонимический ряд такие лексемы, как воротяшки и шептуны, так как покрой у них разный. Однако несомненна синонимия воротяшек и чирков в 1-м значении – «чирки как вортяшки, только без голяшек. Чирки кроятся на две половины и сшиваются», но она не отражена в АС. Шептуны скорее сближаются с моршнями (моршками). Избыточна в дефиниции к бродням и ичигам оценка «не пропускающие влагу». В отдельных случаях необходимо ввести помету «устар.». Возможны и другие частные уточнения.

   Не все явления этнического плана укладываются в лаконичные характеристики, типичные для 80-х гг. К примеру, битая печь – не просто «глинобитная печь», как дано в АС, а печь, сбитая из сырой глины в один день – глинобитная печь; жареха – «жареная пища» (АС), но это и обычай угощения свежим жареным мясом по поводу удачной охоты или забоя домашнего животного:
   - Мы кабанчика забили, приходи на жареху, на свежину (Черн. Магд.).

   Оказываются за пределами толкования важные профессиональные тонкости, а также проявления национального менталитета, уходящего в глубину веков, – гостеприимства русского человека, Каждая группа, формируясь исторически, имеет свои особенности. Время меняет также поколения читающих людей, а «словарное время» тоже оказывается довольно значительным. Так, основные записи для «Словаря русских говоров Приамурья» были сделаны в 60-70-е годы ХХ века. Это нередко рассказы старожилов, родившихся в XIX веке. Будущий Амурский словарь ориентирован уже на читателей XXI века. Составители АС, к счастью, они же и наблюдатели, - люди, сформировавшиеся в ХХ веке. Им предстоит в новом издании Словаря установить «связь времен».

   В этом отношении возникают сложности с толкованием некоторых народных праздников, гуляний. К примеру, в АС слова вербохлест и подкопенница толкуются как религиозные праздники, что не совсем оправдано. Известно, что народные гулянья и праздники в основе своей могут быть дохристианскими и христианскими. Однако отмечено, что народное языковое сознание русских объединило эти разные истоки: религиозные события переосмыслились, получив и иную мотивацию, связанную с сезонными работами, природными явлениями, суеверными приметами, и соответствующее народное обозначение.

   Так, в АС слово вербохлест истолковано как устар. «весенний религиозный праздник». Сопроводительный контекст из Константиновки (Амур.) включает народную пословицу «Вербохлест – бей до слез. Рано вставали, вербу рвали и в церковь шли».

   В с. Черняево отмечено: «В вербохлест девки гусарики надели и пошли гулять, а ноги позамерзли». Явно, что этот праздник связан с вербным воскресеньем. В «Словаре русского языка» вербное воскресенье рассматривается как устойчивое сочетание и дается без ограничительных помет [МАС 1981: 1, 150].

   Согласно легенде, в последнее воскресенье перед Пасхой Иисус Христос пришел в Иерусалим и был радостно встречен людьми с ветвями вербы иерусалимской, или масличной ивы. На Руси это воскресенье стало называться вербным воскресеньем. По поверью, сообщенному В. Далем, скотину выгоняют в поле первый раз вербой с вербного воскресенья [СД 1955: 1, 178]. И это, по народным приметам, спасает скот от болезней и увечий. На Амуре вербное воскресенье имеет синоним вербохлест. В сложном слове вербохлест сохраняется отголосок древних представлений, а в высказывании говорится об обычае идти в этот день к церкви с веточками вербы. Таким образом, в АС-2 дефиниция слову может быть следующей: «Устар. Народное название христианского праздника, предшествовавшего пасхе; вербное воскресенье. В этот день принято идти в церковь с ветками вербы. Согласно поверьям, ветки вербы оберегают от болезней и увечий, поэтому их устанавливают в домах, ими выгоняют скот в первый раз весной в поле».

   Подкопенница в АС объясняется так: «Устар. Религиозный праздник в честь богородицы (?)». Говорящие точную дату не называют, но особенности этого дня характеризуют следующим образом:
   - В июле подкопенница будет, сердитая, богородица: копны, зароды разворачиват, часто загорались зароды (Н-Андр. Бел.).

   Уместно к этому толкованию в АС-2 добавить: «народное название религиозного праздника в честь богородицы. По приметам, в этот день часты грозы с ураганным ветром».

   Надо сказать, что некоторые дни из святцев совпадали с сезонными работами. Полагался отдых, а тех, кто нарушал запрет работать в день праздника, ждала небесная кара. Сравните:
   - Завтра Кирика будет – грозный праздник. Прокопьев, Кирика, Ильин – это грозный праздник (Е.-Ник. Окт.).
   - В Кирики Улиты работать нельзя. Грозы бывают в этот день (Е.-Ник. Окт).
   - Прокопьев день – годовой же праздник, тоже грозный, с ево начинают хлеб жать (Е.-Ник. Окт.).

   Вероятно, у прилагательного грозный, кроме значения «обильный грозами, грозовой», в сочетании со словом праздник возникает значение «согласно приметам и поверьям, знаменующий наказание, кару». Значение не отмечено в АС.

   Внешне несложно словосочетание годовой праздник. В АС годовой праздник дается как «устар., престольный праздник». Характеристика явно недостаточная, так как для читателя XXI века сочетание «престольный праздник» непонятно, оно устарело в современном литературном языке. Годовым, то есть единственным в году, главным для данного села, считался праздник в день святого, чье имя носит церковь села, имеет престол этого святого. Следовательно, для АС-2 возможна дефиниция: годовой праздник «Устар., единственный в году, для села главный праздник в память того церковного события или того святого, в честь которого построена церковь села; престольный праздник».

   Вполне вероятно, что в связи с усилением религиозного просветительства, интереса к православной мифологии эти знания могут активизироваться и соответственно возрастет употребительность этих словосочетаний.

   В отдельных случаях существующее значение слова оказалось невыявленным. Так, в связи с самовольным, тайным выходом замуж, в русских говорах Приамурья известны устаревшие выражения бегловая свадьба, свадьба убегом. Соответственно, следовала просьба о прощении у родителей. АС отмечает слово простины (прощины) – «Устар. Обряд прощения родителями молодоженов, обвенчавшихся тайно». Естественно, обряд этот социально-этнического плана, не религиозный. Однако чаще (вероятно, в надежде на благоприятный исход) этот покаянный акт приурочивали к прощеному воскресенью – последнему дню масленицы. Об этом - реплика в АС:
   - На простины на масленицу ездили (Черн. Магд.).

   Следовательно, у диалектного слова простины (прощины) в русских говорах на Амуре необходимо выделить не одно, а два значения:
   1. «Устар. Последний день масленицы; прощеный день. В этот день родные, близкие идут в гости друг к другу, угощаются блинами и просят друг у друга прощения».
   2. «Устар. Обряд прощения родителями молодоженов, обвенчавшихся тайно».

   Таким образом, в наблюдаемых говорах произошло переосмысление некоторых праздников: в связи с забвением религиозных мотивов стали актуальными (а возможно, и были прежде) другие семантические признаки – природные, фенологические, социальные и т.п. Задача составителей АС-2 – учитывать эти фоновые знания в словарных статьях. Статья также – приглашение к размышлению для всех, кому дороги судьбы родного слова.

   

   Литература
   01. АС 1983 – Словарь русских говорах Приамурья. – М.: Наука, 1983.
   02. МАС 1981 – Словарь русского языка в четырех томах / Под ред. А.П. Евгеньевой. – М., 1981.
   03. СД 1955 – Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1995.
   04. Гак 2001 – Гак В.Г. Словарь В.И. Даля в свете типологии словарей // Вопросы языкознания. – 2001. – № 3.
   05. Демидова 1982 – Демидова К.И. Системные отношения на лексико-семантическом уровне в диалектной форме национального языка // Системные отношения в лексике и фразеологии. – М., 1982. С.3-15.
   06. Кирпикова 2001 – Кирпикова Л.В. О соотношении языковых представлений носителей диалекта и лексикографа // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. – Благовещенск, 2001. С.163-168.
   07. Козырев, Черняк 2000. – Козырев В.А., Черняк В.Д. Современная лексикография в образовательном пространстве // Актуальные проблемы русистики. – Томск: ТГУ, 2000. – С.173-179.
   08. Нефедова 1977 – Нефедова Е.А.Об описании значений слов конкретной лексики // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология, 1977. - №3. – С.55-63.
   09. Ростова 2000 – Ростова А.Н. Стратегия толкования значений слов говорящими: обусловленность языковыми факторами и когнитивными способностями // Актуальные проблемы русистики. – Томск, 2000. С.187-193.
   10. Судаков 1986 – Судаков Г.В. Предметно-бытовая лексика в ономасиологическом аспекте // Вопросы языкознания. – 1986. – №6. – С.105-112.

   

   Л.В. Кирпикова, БГПУ

   Дополнительно по данной теме можно почитать:

ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ:

   Сайт Министерства культуры и архивного дела Амурской области